 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№2, 1995
Игорь Иртеньев
ЗДЕСЬ МОЖНО ЖИТЬ
. . .
Как славно им в ту зиму было вместе,
Как пелось им, по третьей накатив,
Не оскорбляли слух дурные вести,
Во всем царил покой и позитив.
Прозаиков меж ними было двое,
Один художник и один поэт,
Чье пламенное слово огневое
В сердцах потомков свой оставит след.
Но здесь поэту слова не давали,
Чураясь политических страстей,
Здесь просто безыдейно выпивали,
Порою допиваясь до чертей.
Мистерия вершилась снегопада
Под чуткой режиссурой высших сил,
Антироссийский запах оранжада
С Майдана телевизор доносил.
Вливалась в сердце сладкая истома,
И, отражаясь в череде зеркал,
Лиловый негр, исчадье дяди Тома,
Белками с антресолей им сверкал.
Порой в окно постукивала ветка,
Тем самым как бы в гости к ним просясь,
Порою навещала их соседка,
Осуществляя с внешним миром связь.
Дремала постсоветская природа,
Попыхивал уютно камелек,
Как было далеко им от народа,
Как он, по счастью, был от них далек.
ТИПА СОНЕТ
Когда декабрь как вкопанный стоит,
И на лету, как птицы, стынут слюни,
Что делает классический пиит?
Он, натурально, грезит об июне.
Но канул отопительный сезон
В не помню там уже какую Лету,
И вроде ликовать ему резон,
А он, глядишь, не рад уже и лету.
Возможно, повредился он в уме,
Но никуда не деться нам от факта -
Пиит опять мечтает о зиме,
Что, согласитесь, раздражает как-то.
Мечта сбылась, настали холода,
И та же начинается байда.
. . .
Вроде все уже песни пропеты,
И, казалось бы, сплясаны пляски,
Но еще только брезжат сюжеты,
Что потребуют яркой огласки.
И пока мы в бессмысленных спорах
Вырываем друг другу чуприны,
Где-то там, на кудыкиных горах,
Набухают такие лавины
И такие доносятся лязги,
Что смешны по сравнению с ними
Эти милые детские дрязги
Меж не самыми малыми сими.
. . .
Ночь на пятки наступает,
Лечь бы спать - да с ног долой,
Что ж мне сердце колупает
Заржавелою иглой?
В чем тоски моей причина?
В чем погрешности мои?
Обаятельный мужчина,
Постоянный член семьи.
Чист душою, нравом кроток,
Денег выше головы,
Плюс участок десять соток,
В часе лету от Москвы.
Жить да жить, несясь сквозь годы
На каком-нибудь коне,
Но гражданские свободы
Не дают покоя мне.
Оттого-то до рассвета
Не смыкаю карих глаз,
И не зря меня за это
Ненавидит средний класс.
ПИСЬМО РУССКО-НЕМЕЦКОМУ ДРУГУ
Письмо твое как анальгин,
Как солнца луч перед рассветом*,
Прости меня, мой друг Хургин
За то, что затянул с ответом.
Сам понимаешь, то да се,
Жена, детишки, груз усадьбы...
Будь я свободен, как Басё,
А тут, пардон, успеть поссать бы.
Пора покрасить бы забор,
Да прикупить верстак столярный,
Увы, хозяйственный задор
Мне ближе, чем эпистолярный.
Недавно встретил Новый год,
Но не узнал. Видать, старею.
Как говорят у вас - "Майн готт!"
На берегах великой Шпрее.
Хотя по графику зима,
Погода как в разгаре мая...
Как тут не двинуться с ума,
Умом Россию понимая!
Ну ладно я, а как там ты
В своей Германии гуманной?
Не перешел еще на "ты"
В своем общенье с Зегерс Анной?
Каких еще духовных тайн
Ты, Александр, причастился?
Что наши? Шрёдер, Кант, Рамштайн?
Ни с кем капут не приключился?
Почем, ответь, в твоей глуши,
Цумбайшпиль, млеко, курки, яйки?
Все мне подробно отпиши,
Как есть, геноссе, без утайки.
За сим кончаю. Со двора
Народа стон глухой несется...
И так забот здесь до хера,
А тут, глядишь, и он проснется.
БАЛЛАДА О СОСЛУЖИВЦАХ
Сейчас на дворе уже новый век,
И даже представить трудно,
Что кроме "Варяга" был еще "Грек" -
Тоже нехилое судно.
Ника над ним не простерла крыл,
О нем не сложено песен,
Славою "Грек" себя не покрыл,
Сюжет его жизни пресен.
Он мог бы его подсолить слегка,
Но рассудил иначе,
Поскольку валять не любил дурака,
А быть в дураках - тем паче.
Увидев "Варяга" в огне и дыму,
Подумал: "Оно мне надо?"
И показал японцу корму,
Оставив с носом микадо.
Башню в тот день ему не снесло,
Взвесив все "pro" и "contra",
Потерь боевых он уменьшил число,
А это важнее понта.
Верх левантийская сметка взяла
В нем над варяжской блажью,
Выбрав "была" из "была-не была",
Он жизнь сохранил экипажу.
...Служили два друга в одном полку,
В эскадре, если точнее,
Один из них был малость ку-ку,
Другой куда как умнее.
В итоге один чуток почудил
И воду набрал в отсеки,
А другой еще до-о-олго и нудно ходил
Из тех же варяг в те же греки.
. . .
Что-то не вставляет Мураками,
И не прет от группы "Ленинград",
Так вот и помрем мы дураками,
Тыкаясь по жизни наугад.
Друг мой милый и бесценный даже,
Может, хватит лапками сучить,
В этом историческом пейзаже
Без бинокля нас не различить.
Интеллектуальные калеки,
Смолоду небыстрые умом,
Мы с тобою в том застряли веке,
И в глазу у этого бельмом.
Тут иная младость зажигает
И, рискуя дом спалить дотла,
От стола беззлобно нас шугает,
Не для нас накрытого стола.
. . .
Здесь можно жить, причем неплохо жить,
Скажу вам больше, жить здесь можно сладко,
Но как и чем то право заслужить -
Большая и отдельная загадка.
Здесь на такие пики можно влезть,
От коих вида голова кружится,
Как в Греции здесь все буквально есть
Для тех, кто здесь сподобился прижиться.
Но чувства добрые здесь лирой пробуждать,
В благословенном этом месте,
Боюсь, придется с этим обождать
Лет сто. А как бы и не двести.
______________________________________________________________
* Поэтическая вольность.
|
|
