 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№1, 2005
Феликс Чечик
СКОРОГОВОРКА ЖИЗНИ
. . .
А.Белякову
Тучи по небу летали,
взад-вперед, туда-сюда,
драматических баталий
быстроходные суда.
И палили без разбора
по чужим и по своим,
чтобы выдохнуться скоро
и рассеяться как дым.
Небо светло-голубое.
Бесконечен окоем.
Только птицы после боя
мародерствуют на нем.
. . .
Часы привычный ход замедлили,
а люди думали - стоят,
в комиссионке так, для мебели,
купили много лет назад.
Отсчет невидимого времени
ведет старинный механизм,
секунда в новом измерении
как человеческая жизнь.
И вот уже новорожденного
(как все закручено хитро)
за дверью ждут из похоронного
бесцеремонного бюро.
И мастер, починявший Ленину
часы в 17-ом году,
причину этого явления
не знает к своему стыду.
А люди плакали, невинные,
и не могли уснуть никак
под бесконечное, старинное,
громоподобное "тик-так".
В НЕБЕСНОМ АМСТЕРДАМЕ
В марихуанном и не только
раю, где время быстротечно,
ты задержался ненадолго,
но оказалось, что навечно.
За стойкой бара Коля, Ося,
Марина, Жоржик, Боря, Аня.
Бармен поглядывает косо
на отражения в стакане.
Бедняга не уразумеет,
что у поэтов есть обычай
переходить, когда стемнеет,
с мирского языка на птичий.
И не оплевывать, напротив,
любить от всей души друг друга.
А в это время, между прочим,
в Сокольниках бушует вьюга.
А на Тверском бульваре крыши,
как ты просил, Господь пометил,
и театральные афиши
до дыр зачитывает ветер.
И на Ваганьковском у брата
цветет искусственная роза.
И так желанна, так чревата
запоем рюмочка с мороза.
Москва не то чтобы икает,
но помнит старую обиду.
И оберег не помогает,
а так, болтается для виду.
. . .
Безгрешен, говоришь. Быть может.
Но только вряд ли. Так и знай.
Почти что год на свете прожит.
Не гложет совесть? Ай-я-яй!
Покушай, детка, манной кашки.
Купайся в неге и любви.
А убиенные букашки?
А плачущие муравьи?
. . .
Ты слышишь, как трава растет
и разговаривают птицы,
поэтому который год
ты пациентка психбольницы.
Лекарством пичкают врачи.
Ты смотришь загнанно и тупо...
"Весна пришла!" - кричат грачи.
И плачут в голос корни дуба.
. . .
Л.Лосеву
Карл не крал. Наговор и поклеп.
Да и кто это - Клара?
"Клавку - знаю, из винного - еб
там, в подсобке, где тара".
А теперь ему светит тюрьма.
Всё на Карла свалила.
Забодала кораллы сама
и в Израиль свалила.
Но как не было счастья, и нет,
так, жила вполнакала.
По ночам доставала кларнет,
горевала без Карла.
Он откинулся лет через семь,
поселясь в глухомани.
И пилил, чтоб не спятить совсем,
на разбитом баяне.
Положив на мотив "Yesterday",
он лабал втихомолку:
"Карл у Клары украл и т. д." -
жизни скороговорку.
. . .
У солнца головокружение
и слабость вызывает бриз.
Его ужасное падение
сопровождалось морем брызг.
Стремительно туда, где мидии,
коралловые города,
где рыбы таинство соития
не разболтают никогда.
Где посетители нечастые
простые жители земли,
и где покоятся несчастные
потопленные корабли.
Еще недавно ярко-красное,
оно лежит на самом дне,
почти ручное, безопасное
и безобидное вполне.
Предчувствие, быть может, эхо ли,
но водолазы тут как тут,
как рыцари, гремя доспехами,
его достанут и спасут.
Работу выполнив рутинную,
привыкнув ко всему давно,
усядутся невозмутимые
за прерванное домино.
А в небе солнце непутевое,
просоленное, как тарань,
уже сияло будто новое
и жарило в такую рань.
. . .
Парк культуры и отдыха. Лето.
Воскресенье. Салют над рекой.
Я почти что на небе, а где-то
там, внизу, муравейник людской.
Как гирлянды развешаны звезды,
хочешь - выключи, если не лень.
И на "Шипре" настоянный воздух
только портят цветы и сирень.
И от запахов этих пьянея,
я уже не боюсь ничего.
Жизнь прекрасна у папы на шее
лет за двадцать до смерти его.
. . .
У стрекозы глаза навыкате,
оглушена, удивлена,
по чьей-то глупости и прихоти
иглой приколота она.
По-видимому, просто спятили.
Иначе объяснишь едва.
Теперь рыдает над распятием
энтомологии братва.
|
|
