 |
ГОЛОСА
№4, 2004
Татьяна Щербина
. . .
Болит рука, болит нога,
душа пылится посередке,
чернеют угли, кочерга,
окно горит в небесной глотке,
как белый зуб в черничный зной
вселённый. На краю Вселенной
аттракцион: вниз головой
вращаются аборигены.
Я головой парить могу,
не чуя крепежа к асфальту.
Все ноги в связке, на бегу
гремят цепями. Если сальто
один проделает, другой
лбом в стенку вмажется неловко,
размахивая той рукой,
что не несет пакет с обновкой, —
тем доблестным пеньком крыла,
что держит голову по росту,
чтобы с орбиты не сошла,
чтоб по руке как по помосту
переходила ручейки
и не восхиґтилась дурманом,
что выше крыши бдит, ни зги
не видно там, не слышно праны.
Душа на беленьком пеньке
скромнее, чем за партой крошка,
сидит с огарочком в руке,
отталкивая землю ножкой.
МАРТ В ЛОНДОНЕ
Люкс Пикадилли переходит
в бедовость Сохо. Что тут важно —
я вмерзла в трещину в погоде
и лишь по улице бумажной
могу идти.
Китайский чай,
в просроченном имперском блеске,
согрел. В мобильнике свеча
путь освещает SMS'ке
тебе, за тридевять земель,
туда, где вечная мерзлотность,
где раз за жизнь придет капель
и зацветет аптечный лотос —
ромашка: любят, поцелу-
ют, к черту не пошлют. В запарке
страну холодную и злую
скрестят с лужком в английском парке.
Неутешителен продукт
мичуринский: метель, пороша —
март в Лондоне. Москва как пункт,
когда-то населенный, брошен.
Все улетели в островной
и мягкий, как казалось, климат,
а тут, на грех, системный сбой
от Мекки до Иерусалима.
. . .
Милицейские жезлы березок,
пиво с воблой за дачным столом —
царство сна из неструганных досок
цвета пыли, прибитой дождем.
Жизнедеятельность явлена выше:
муха бодро слетает с небес,
и комар, свежей кровью насыщен,
продолжает вальсировать, лес
приготовил клеща для внедренья
в мозг искателя белых грибов.
Слепень действует крадучись, тенью
пьет, казалось, последнюю кровь,
но к любителю русской природы
злобный шершень уже подоспел.
Пролетают стрекозы, как годы
над горой искореженных тел.
|
|
