  | 
									
									
									
									
 ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ №4, 2006 
Инна Лиснянская 
ПРОСТАЯ ПОЧТА  
. . . Искала я всегда прямого отклика — От человека, дерева и облака, От музыки, от буквы, от числа,  Не полагая двойственного облика Внутри добра и зла.   
Жизнь не была мне надлежащей школою, Я шла по ней невеждою веселою, Метафорой как юбкою шурша, Не ведая, что мысль бывает голою, Как плоть или душа.  
И в каждого глядела, словно в зеркало, И лишь совсем недавно докумекала, Что и лицо двояко, и испод. Что человек есть и толпы молекула, И сам себе народ.  
ТЕНЬ Ветви вербы и сирени, одуванчики и сныть, Окна, двери и ступени, —  Все подвластно. Только тени Никому не ухватить.  
А она со мною всюду пребывает, застя свет, И мешают верить люду, А тем паче верить чуду, Будто в ней природы нет.  
А она — и есть природа, — предка давнего двойник. Тень без племени и рода —  Я одна. Но в день исхода Вам оставлю свой дневник —  Тени пламенной тайник.  
 . . . Тень от славы липнет к поэту, К тени лепится ремесло. Разметало мысли по свету, И судьбу в сугроб занесло.  Намело, намело в отчизне — На земле лежат облака. Тяжело, если прежде жизни Умирает в тебе строка. 
  
 . . . Лес многонационален, Здесь ель теснит сосну, сосна теснит березу. Однако пейзаж идеален, И вряд ли кто прочтет подпочвенную прозу — Корней многолетние розни, Конфессий разных бой, и ропот ответвленья. Однако смешней и серьезней, Что соловей поет для всех без исключенья, Что всех освещает здесь солнце  И поливает дождь без всякого различья.  Но зря надо мной смеется, Достав окно, лопух, виня в косноязычье.
  
 . . . Дни идут, как на брата — брат.  Дни и тучи и птицы летят Как задуманы и как хотят — Мимо глаз, осязанья и слуха. Удивляться не стоит, старуха, И оглядываться вперед, —  Там война Мировая идет.  Посчитай двух веков лихолетья — По числу она, кажется, Третья. Да и ты — не ребенок давно,  Помнишь и послерайское дно,  Где все тучки и птички и рыбки Не без помощи адской улыбки Убаюканы в каменной зыбке.  Мать в безумии — Авель убит, Каин в каторге, время летит —  Память, пуля, метеорит...
  
 . . . Я туда шлю немало писем, Где не действует интернет, да и почты обычной нет. Где, как прежде, от мысли зависим, Мой Адам именует предмет.
  
А в окне моем — птичье пенье, Все деревья пахнут весной, но не ведаю, что со мной, — Даже мысль обладает тенью И обратною стороной.  
Как мы в памяти ни возвысим Рай, в котором всё — благодать, даже ты не мог полагать, Что от тени своей зависим Всю дорогу за пядью пядь.  
Мы с тобой не вняли запрету, Мы сорвали тот самый плод — с дня изгнанья из года в год Посередке и сбоку света Тень, как грех первородный, цветет.  
 . . . И дрозды ублажают горло, Будто скрипочку канифоль. И давно весна перетерла С медом солнца морскую соль. Жизнь идет ни горько, ни сладко. Ну а если по существу, Предотъездная лихорадка Треплет так, как ветер листву. Что же так обметало губы, Что ж по коже идет озноб? Это иерихонские трубы На пути ошибок и проб В сердце каменном рушат стенки,  И сосуды в моем мозгу. Ветер с вишен снимает пенки И уносит меня в Москву.
  
 . . . В такие дни, в такие лета, Когда все дружбы сочтены, Лови мгновенные приметы Долгоиграющей весны, —
  
На вербе пух, на клене почки И снега мокрые следы, И одинокий свет звезды, Благоволящей одиночке.  
И все воротится на круги, Быть может, и не на своя, — И друг воспомнит, и в округе — Седая песня соловья.  
 . . . Март. Слава Богу, без внешних событий Время идет. На вопросительно-быстром иврите  Птица поет.
  
Около храма Святой Магдалины С низких высот Древних олив утвердительно-длинно  Птица поет.  
 . . . Цветут на подоконнике герани, Да и вокруг оконного стекла. Я начиталась много всякой дряни. По сей причине серебро гортани Я в золото молчанья облекла.
  
И дрянь — мое сегодняшнее дело  Ворчать на то, что воздух поредел И что литература оскудела. И то сказать — нет худшему предела, А лучшему всегда бывал предел.  
Сверх лучшего — лишь ангелов свирели, И струны солнца, и громов басы. Глаза мои за эти три недели Апрельское цветенье проглядели И упустили лучшие часы.  
 . . . Все, что мне было не мило, исчезло как дым. Солнце меня подцепило багром золотым,
  
Лето меня подцепило косою стальной, Граблями — осень. На лестнице жизни витой Все ж удержалась. Надеюсь держаться и впредь.  
Ах, что за жалость — что зеркало, что гололедь — Скользкие вещи — на них нелегко уцелеть.  
 . . . Эта жизнь подобна рогоже, Прижатой к коже, — Так груба, что уже не надо Искать в ней лада, Так жестка, что уже не стоит Искать покоя, Так шершава, что лучше наружу Выпустить душу.
  
 
 
									
									 | 
									  |