 |
ГОЛОСА
№4, 2018
Александр Кушнер
ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ
Есть такая возможность помолодеть
Лет на семьдесят — надо преодолеть
Опасенье какое-то и сомненье,
Петропавловку к сердцу прижать, мечеть,
Сесть в автобус, поехать, как привиденье,
Через Троицкий мост на Большой проспект,
Где прошло мое детство, я — тот субъект
Философский, нацеленный на познанье
Самоценной реальности: был проект —
И я чье-то всю жизнь выполнял заданье. Здесь меня целовали отец и мать,
С домработницей в сквер выходил гулять,
Он все тот же, его на Большом проспекте
Можно и не заметить — земная пядь
В затененном листвой от угроз аспекте,
Вдоль проспекта всё те же стоят дома,
Их модерн пощадила война, зима,
Смена приоритетов, времен, формаций.
Здесь уроками чтения и письма
Был захвачен я, не научившись драться. Объясни мне, откуда такая грусть?
Помню, как я заучивал наизусть
«Песнь о вещем Олеге» и «Зимний вечер».
«Песнь» чуть-чуть скучновата была — и пусть,
А зато от судьбы защититься нечем!
Вот оно, мое детство, мой первый дом,
О, покройте попоной его, ковром,
Я пойти на любые готов расходы,
Никого не осталось из живших в нем
В те тридцатые, сороковые годы. Есть такая возможность — зайти в подъезд,
Потоптаться в дверях, вспомнить детский жест
И попробовать дверь отворить входную.
Но боюсь, что читателю надоест
Погруженность моя в старину такую:
Я про детство и сам не люблю читать.
Да и мальчика этого напугать
Не хочу, все как было — и все другое.
Кто я? Тень. Скоро в детство впаду опять.
Но заданье я выполнил, да какое!
***
...дорожки
полны статуями…
В.Маяковский
Мне бы скучно было с Маяковским,
А ему тем более — со мной.
У него в стихах его громоздких
Ласточки не помню ни одной. И зимы, насколько помню, нету.
И уж точно — дерева в саду.
Я бы мог продолжить эту смету,
Он сказал бы: эту ерунду. И скроив улыбочку кривую,
То ли дело уголь или сталь,
«На, — сказал бы мне, — возьми статую».
(У него стихи есть про Версаль.) И меня он, двухметроворостый,
В порошок бы стер и растоптал.
Хорошо, что я родился поздно
И его на свете не застал. ***
Кто умер, тот умер. Покуда он жил,
Ему открывались загробные дали,
И лиственный шелест предвестьем служил
Нездешних садов; не вдаваясь в детали,
Он что-то такое себе представлял,
Какой-то кустарник, быть может, аллею,
Где он в этой жизни с любимой гулял,
И там обязательно встретится с нею. Но небо есть небо, там нет ни дубов,
Ни улиц, ни ярких цветов на балконе,
Хотя у художников средних веков
Ландшафт ему нравился потусторонний,
Но небо есть небо: щепотку земли,
Песчинку, травинку — и ту не достанешь.
Кто умер, тот умер, его погребли —
И он не воскреснет. Откуда ты знаешь? ***
Две строки из «Онегина» о Шаховском —
Вот и все, что я знаю о нем,
А комедий его не читал никогда:
Век не тот и Россия не та.
Тем не менее, «колкий» — и, видимо, он
Умилен был и приободрен,
Благодарен за лестное это словцо,
Так блестит с бриллиантом кольцо. Хорошо упомянутым быть невзначай.
Не читал его — и не читай,
Все равно до конца этой жизни земной
Не забудешь, что был Шаховской.
Пусть летят облака и шумит ветерок,
Двух, как видишь, достаточно строк
В сочиненье чужом, не своих, а чужих,
Чтобы жить и поблескивать в них. ***
Припадая к кустам, глядя вслед облакам,
Помня все, что манило и грело,
Поучись у Рембрандта любви к старикам —
Это горькое, трудное дело. Хуже старости, кажется, нет ничего,
Только смерть, да и та — не намного.
Но похоже на подвиг искусство его,
А старик пожалеет и сам хоть кого,
Хоть тебя: не грусти, ради Бога! И когда отойдешь от того старика,
Не забудь, обречен на разлуку,
Как в венозных прожилках сжимает рука
Его правая левую руку. **
Не расскажешь Мандельштаму,
Пушкин тоже не прочтет
Эту будничную драму,
Дней размеренных черед. Перейдя тогда на шепот,
Присмотревшись к потолку,
Долгой жизни редкий опыт
Передам я мотыльку. Вот тебе печаль, досада,
Память, жжение обид,
Радость, зимняя прохлада —
Не захочет, улетит.
***
Несчастны все, и самые счастливые.
Какие дни отпущены тоскливые
Им, сколько тьмы, и горестей, и бед!
Упреки им свои несправедливые
Возьми назад. И разве смерти нет?
Через какие рвы они опасные
Прошли, какие сны им снились разные,
И превращалось в мусор торжество...
А счастливы и самые несчастные!
Иначе ты не понял ничего.
|
|
