 |
СВЕЖИЙ ОТТИСК
№4, 2017
Татьяна Михайловская
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ ВПЕРЕД
Есть путь обратный, ибо всякий путь — дорога о двух концах.
Ры Никонова
«Лучше поздно, чем никогда» — часто приходит мне на ум при виде новых книг, обращенных в прошлое, пусть и недавнее. Вот и теперь, держа в руках выпущенный в издательстве «Гилея» стараниями издателя С.Кудрявцева прекрасно сделанный, с фотографиями, иллюстрациями, факсимильными страницами, томик «Трансфуристы. Избранные тексты Ры Никоновой, Сергея Сигея, А.Ника, Б.Констриктора» (Составление Петра Казарновского. Послесловие Б.Констриктора. — М.: Гилея, 2016), я думаю с сожалением: все-таки поздно. Поздно, потому что тридцать лет прошло уже с тех пор, как перестал выходить — в нескольких экземплярах! — самиздатский журнал «Транспонанс» (1979—1987), целью и задачей которого было «сохранить нить поэтического авангарда» (Сергей Сигей).
Поздно и потому, что два столпа нашего авангардного движения, два «заядлых» авангардиста с младых ногтей и до последнего вздоха, составители журнала Ры Нико-нова и Сергей Сигей, этой книги уже не увидят. Как пишет в послесловии Б.Констриктор, один из участников этой литературной группы и этого сборника, ей посвященного: «Ос-тавшемуся не остается ничего другого, как только осваивать жанр некролога». А это самый грустный и неперспективный жанр, особенно применительно к авангардным текстам и их авторам. Уж они-то не забывали, что литература любит насмешку, иронию, эксцентрику, и вообще искусство — опасное и одновременно веселое путешествие в неожиданную неизвестность, от которого захватывает дух. Помню, в одном нашем разговоре с Ры Никоновой мы обсуждали ее цикл «Стихи для идиотов», состоящие из определенных наборов звуков. «Для кого ты это написала?» — спросила я. «Для идиотов. Им трудно понимать слова, они объясняются звуками, каждое сочетание звуков выражает какое-то чувство, увидишь, они поймут», — с увлечением объясняла она мне свой литературно-медицинский эксперимент. «Где ты возьмешь столько идиотов, чтобы проверить?» — я была в недоумении. «В “Чеховке”!» — совершенно серьезно, не задумываясь, отвечала она, имея в виду свое ближайшее выступление в Чеховской библиотеке, и через секунду мы обе смеялись до слез.
Но может быть, и правда лучше, что эта книга вышла в нынешнее время, когда отгремели уже все критические залпы по поводу «второго» авангарда, противники которого были и громогласны, и многочисленны, ораторствуя со всех кафедр, университетских, журнальных и газетных, которые им от души предоставлялись. Каждый критик потрясал копьем, каждый «друг Бродского» норовил пустить в ход пращу, целясь в ненавистный авангард, который и называться так не имеет права, потому что исторический, настоящий авангард закончился давным-давно, а эти — самозванцы. «“За здравие убиваемого!” — / бокал в руке сжимая / я тост произношу» — так Ры Никонова пыталась защищаться. Но это было бесполезно — все 90-е годы — при полной гласности — со всех амвонов продолжала нестись филологическая, культурологическая анафема новым авангардистам. Откуда они вообще взялись?! 10—20-е годы — последние годы авангардного искусства — были давно забыты. Вечер Хлебникова, устроенный в 1965 году в ЦДЛ к 80-летию поэта, был практически закрытым мероприятием. В 80-е годы вспомнили про обэриутов. Но при советской поэзии современных авангардистов было не слышно и не видно. Главный авангардист Вознесенский — нечто среднее между Маяковским и Пастернаком, и его было вполне достаточно и критикам, и цензуре, и — читателям. А тут...
В своей статье «К ограничению понятия “авангард”» Д.В.Сарабьянов написал: «...Из имеющихся в искусствоведческом и литературоведческом обиходе терминов более всего для характеристики авангарда подходит слово “движение”. Оно не обязывает к конкретной художественно-стилевой общности и допускает разнообразие индивидуальных проявлений внутри себя». Действительно, участники авангардного движения разительно отличались друг от друга и тематикой своих текстов, и формальными приемами. Генрих Сапгир, Всеволод Некрасов, Дмитрий Авалиани, Д.А.Пригов, Елизавета Мнацаканова — я произвольно называю имена самых разных поэтов андеграундного авангарда второй половины ХХ века, создавших собственную поэтику, не похожую на иные. Но их, и вообще всех поэтов авангарда, объединяла главная идея — обязательное самообновление (об этом определяющем признаке авангарда тоже пишет Сарабьянов). Для составителей журнала Ры Никоновой и Сергея Сигея эта идея была программной. Сотни приемов, стилей, масса идей — идеи едва ли не самое важное! — запечатлены на страницах «Транспонанса», отпечатанного на пишущей машинке, подаренной Сапгиром. Сами Никонова и Сигей образовали группу единомышленников, работающих в едином русле и влияющих друг на друга. В эту группу вошли, кроме двоих составителей, А.Ник, Б.Констриктор и очень близкий им по «букве и духу» Борис Кудряков. Я бы прибавила к этим именам еще имена Кари Унксовой и Владимира Эрля, которые тоже встречаются на страницах журнала.
Группа назвала себя «трансфуристами», играя полисемантикой и ассоциациями входящих в это название частей. Тут и «транс-», и «транс», и «фурор», и «фурия», и «con furia», «furioso», и «фура». В самом же названии журнала отразилась профессиональная деятельность Ры как музыканта: транспонирование — это термин, обозначающий перенос мелодии из одной тональности в другую. Вообще музыка, с точки зрения Ры, стоит на высшей по сравнению с литературой ступени развития. Вот ее оценка: «Отражает ли литература наш сегодняшний интеллектуальный уровень? Нет. Существующая литература рассчитана на школьников 5-х классов и не пытается прыгать выше. Она бесконечно отстала от музыки, не говоря уж о науке». Самообновление поэтики, предполагалось, должно идти и через музыку, и через науку, и через визуальные искусства.
Безусловно, «авангардисты 10-х — 20-х годов почти всё открыли или предрекли», как заметил Д.В.Сарабьянов, но, во-первых, только «почти», а во-вторых, этот путь был стерт с карты искусства нашей страны, и его следовало нанести заново, чтобы двигаться дальше, вперед. И для этого нужны были координаты и ориентиры. От многих других самиздатских журналов «Транспонанс» отличался тем, что создавался на мощной теоретической базе, которая и помогла определить эти ориентиры. Ими стали Хлебников, Крученых, Гнедов, Туфанов («фан-фан / туфан» — Б.Констриктор), чье творчество служило основанием в манифестах новых авангардистов. Сигей отметил разницу концепций старших, футуристов, и младших, трансфуристов: «в 1963 году и некоторых других годах я называл себя и нескольких своих сотоварищей “будущелами”, ответа которых хотел Хлебников. в январе 1971 года я писал одному из них: “...отличие будетлян от будущелов: первые во многом импрессионисты, чувство — первое для них, будущелы — прежде всего философы, первое — мысль, и все впечатления от нее лишь, а не от бабушки природы...”» Мысль — это теория, а на практике поэзия не получается без впечатления от природы в любом ее качестве:
сделать отверстия в листе бумаги
и смотреть сквозь них
на облака
это и есть
поэзия
(Сигей)
Но помимо столпов авангарда у четверки трансфуристов был и свой живой классик, старший друг и наставник, сыгравший важную роль в их жизни и творчестве, — Игорь Бахтерев. Много лет спустя Сергей Сигей отдал долг последнему обэриуту и старшему другу, подготовив его произведения к печати. Его стараниями в Мадриде в издательстве Михаила Евзлина в 2001 году вышла книжечка Бахтерева «Ночные приключения», а потом сборник «Вилки и стихи». Сигей разбирал архив Бахтерева, он в четверке трансфуристов был историк и теоретик. И поэт, много и успешно работавший с заумью. Его «фирменный» прием — сочетание заумного слова и общепонятного. Вот фрагмент его стихотворения «В гостях у Бахтерева»:
палладу балладно прельщал —
царец в поэзью сходящий,
из ныне рима дня —
в древнегреков прогулку —
ритмы фур — фур гоня.
Во второй строчке в одном слове «царец» заложено два — и «царь», и «старец». Таким образом поэт выразил свое отношение к хозяину дома, к другу и соратнику.
На смерть Бахтерева Б.Констриктор откликнулся эпитафией:
умер Бахтерев
Игорь князь
прими
его
с
миром
славянская вязь
Бахтерев непосредственно участвовал в подготовке некоторых номеров «Транспонанса» и публиковал там свои стихи.
Ры Никонова, по мнению американского исследователя авангарда Дж.Янечека, самый-самый авангардист, и не случайно книга открывается именно ее текстами. Она целенаправленно отрабатывала — до полного исчерпания — всевозможные приемы и смешанные техники. В ее палитре и заумь, и абсурд, и иносказание, порой сказочное, порой басенное, тяготеющее к притче:
В лес не хожу
там серый волк с указом
Не езжу к морю —
боюсь акулы с глазом
В степь не суюсь —
там саранча все съела
Осталось только
собственное тело —
в нем и сижу
Она любит изобретать — мысль, как четко сформулировал выше Сигей, для нее важнее всего. Она придумывает все, в том числе виды книг, например, книга-подушка или книга-наволочка. Как выглядит эта книга? Пожалуйста, вот описание: «Тексты — разрозненные листки любой формы и формата. (Достоинство!) Возможность бесконечно корректировать, заменять текст. Возможность бесконечной композиции». Или книга-портфель, в которой «два отделения. В одном — прочитанное, в другом — еще нет».
Текст порожден мыслью, независимо от того как она выражается. «Поэтический организм, то есть стих, проза или картина, дается нам в застывшем виде. Собственно, умение заморозить и считается талантом. Срабатывает своего рода инстинкт охотника: догнать мысль и убить, остановив», — так Ры Никонова характеризует старое искусство, которое было «похоже на моменты человеческого восприятия». «Нынешнее же искусство делается не для нас, — развивает она свою идею, — а для каких-то наблюдателей за нами, это искусство для Хозяина, для марсиан. Это путь в искусство для всего живущего, то есть, в конечном результате, путь создания самой жизни как таковой, где и произойдет слияние с наукой. Я считаю это принципиально возможным, не таким уж отдаленным моментом и психически вполне приемлемым». Радикальные мысли радикального авангарда, которых в нашей литературной традиции было не очень много, больше было простого эпатажа, чем мысли. Жаль, в книгу не вошли именно философские идеи из журнала, «мыслераздельные» (Сигей). Такой, например, текст: «Литература не есть область человеческой деятельности. Она есть частица вселенной, и в ней, как в любой другой капле, — отразилось строение вселенной, те принципы, которые мы способны на данном этапе своей эволюции ощущать» (Ры Никонова). Ну, на данном этапе нашей литературной эволюции мало кому эти мысли покажутся руководством к действию, скорее в них заподозрят анахронизм, отсыл к космическим идеям начала и середины прошлого века.
Если с точки зрения Ры «литература находится в периоде переходном от фигуративности и изобразительности к абстракции», то надо сказать, что все авторы группы наглядно продемонстрировали этот переходный период. Есть тексты, в которых мысль тонет в абстрактных ассоциациях, есть тексты вполне «фигуративные» и «изобразительные». Моностих А.Ника «Петербург это город, где ужин остыл» можно условно посчитать «фигуративным», а двустишия «Гром с молнией. / Гроб с музыкой» и «Лежали тихо на траве, / Стараясь ветер не вспугнуть» — даже очень «изобразительные». Теория теорией, а практика практикой.
А.Ник, «создатель снов», по определению Ры, много лет жил в Праге, но душа его (пусть — мысль), кажется, навсегда осталась «в морозном ленинграде / семидесятых лет». Его работы, как литературные, так и графические, до сих пор мало известны на родине, а немногочисленные публикации появились благодаря стараниям Б.Констрик-тора. Тексты А.Ника, прозаические и поэтические, отсылают нас и к эстетике дада, и к абсурдизму Хармса, и к кафкианскому страху перед повседневной реальностью:
Страх перед борщом
Ужас перед борщом
Жуть одним словом
Жрать одним словом
«Одним словом» не передашь экзистенциальный ужас, пробивающийся сквозь строки, ибо «смысл, коим обладает слово, бесконечно шире его бытового употребления» (Ры Никонова). И не нужно быть теоретиком авангарда, чтобы это чувствовать.
А.Ник умер в Праге в 2011 году. А в 2013-м в Праге состоялась выставка произведений двух ленинградских художников андеграунда А.Ника и Б.Констриктора — трансфуристов брата Коли и брата Бори.
Надо сказать, что творческая работа четверки была связана не только со словесностью, но и с изобразительным искусством. Ры и Сигей работали и как графики, и как станковисты, Б.Констриктор и А.Ник — как графики. Борис Кудряков профессионально занимался художественной фотографией, Б.Констриктор назвал его «фотографом-естествоиспытателем». Прискорбно, что после смерти Кудрякова в 2005 году его фотонаследие не сохранилось. Те, кто получал письма от Сергея Сигея, видели на конверте придуманную им печать-штемпель «Zaumland». Журнал «Транспонанс» был не просто сделан вручную — он был сделан вручную художественно, с рисунками, аппликациями и производил впечатление как образец самиздатского книжного искусства. «дышала ночь восторгом самиздата» — этот известный моностих Б.Констриктора очень точно отражает настроение создателей журнала.
Из всей группы Б.Констриктор, пожалуй, самый ироничный, шутя управляющийся с любым речевым клише, легко играющий со словом — главное обыграть.
и т.д.
и т.п.
и т.т.
пистолет
Этот текст называется «Три товарища». Насколько оно «мыследельно», я не знаю, но весело — точно. Та же веселость и в частушечном по ритму стихотворении «На отъезд Сергея Сигея в Италию»:
мама миа итальяно
мама миа 2 стакана
мама Roma
мама vodka
мама ржавая
селедка
Так же шутя он обыгрывает псевдоним Никоновой, настоящее имя которой Анна:
и. о. анна
жаб Ры
боб Ры
зуб Ры
шваб Ры
В авангардных текстах — не только трансфуристов, но и большинства авторов второй половины ХХ века — мы часто видим трагическую картину мира, которая проступает сквозь все заумные, абсурдистские, прямо-таки внеземные — сюрреальные парадоксы. Гораздо реже в них можно встретить дружескую шутку и легкую игру ради просто игры, которая, видимо, как особое искусство дается от природного склада ума. Впрочем, последние годы Б.Констриктор все меньше играет в слова, все больше погружаясь в бездну метафизического Я. Но это уже другая история другой литературы.
Книга «Трансфуристы» вышла в серии «Real Hylaea», в которой представлены авторы как российские — Крученых, Ильязд, Каменский, Бахтерев, Чурилин, так и иностранные — немецкий фантаст и предтеча дада и сюрреализма Шеербарт, дадаист Сернер, немецкий основатель дадаизма Балль, французcкий художник-авангардист, автор стихов и статей по искусству Пикабиа, французский поэт-сюрреалист Пере и другие не очень известные российской публике авторы. Но все они, разные, — талантливая родня четверке трансфуристов по абсолютной устремленности в идею слова-знака и слова-мысли. «Талант заключается в умении достойно встретить необычные результаты своей работы», — написала Ры Никонова в далеком 1979 году. Сегодня, в эпоху всепобеждающей массовой интернет-культуры (следует изобрести какое-нибудь слово вместо «культура», чтобы употреблять его в данном контексте), работу поэтов авангардного направления трудно переоценить — они настолько глубоко перепахали языковое поле нашей словесности, выявив его мощный потенциал для развития, что можно надеяться на будущие всходы. Когда-нибудь.
|
|
