 |
ГОЛОСА
№1, 2017
Ганна Шевченко
* * *
Погода ни на что не повлияла —
не рухнул дом, не смыло тополя;
верблюжий дождь похож на одеяло,
которым укрывается земля.
Недалеко от облачного слепка,
под солнцем, над заводами, внизу,
ворона, мимолетная прищепка,
промокший воздух держит на весу. Водой богато место у карниза,
но быстро уменьшается моток —
двугорбый ливень, шелковый и сизый,
уже продет в игольный водосток.
* * *
Лысый череп, огромный живот,
борода доросла до ключицы.
Он гигант. Головой достает
до крыла пролетающей птицы.
А она как цыпленок. На ней —
шорты, майка и кеды. Мальчишка
со спины показался б мощней,
и торчком осветленная стрижка.
У нее сигарета во рту,
у него продырявлено ухо,
у нее на предплечье тату,
у него на шнуровке косуха.
В них ни сходства, ни разницы нет,
они за руки взялись, и только.
Он арбуз, облаченный в жилет,
а она его малая долька —
математика жизни вдвоем.
Я хотела бы петь им осанну —
представлять, как он кружит ее,
как несет обнаженную в ванну.
* * *
Гибискус красный утомленно
стоит, склонившись к монитору,
над батареей раскаленной
сквозняк пошатывает штору.
И кажется, что в этой нише,
в житейском, удаленном шуме,
когда-нибудь родится Ницше
и сообщит, что Бог не умер. И восстановится из пыли
посуда с ручками из стали,
дуршлаг, салфетница, бутыли,
черпак и прочие детали.
* * *
Плакат с рекламою «Короны»,
на шоколаде имя розы
курсивом выдавлено в плитке.
В конце времен на макароны
и на сметану будет скидка —
вот что сказал бы Нострадамус,
когда увидел бы рекламу.
О, пищевая пирамида:
имбирь, оливки, авокадо,
редиска, брокколи, томаты,
фенол, сульфиты, ацетаты,
капуста с запахом бензина,
морковь, фасованный картофель
(есть в переполненных корзинах
предощущенье катастрофы). Стоят под окнами машины,
на стенах светится пластмасса,
не спят охранники ночами,
гуляет гул, к рабочим кассам
клиенты катятся ручьями.
* * *
Я проснулась на рассвете,
подошла к балкону, глядь —
обволакивает ветер
туч резиновую гладь.
Ночь — предмет аксессуара —
спала с ворота, и вот,
по неспешным тротуарам
путешествует народ. Он идет на автомате,
через площадь, напрямик,
но сегодня на закате
ночь поднимет воротник. Шарф надену потеплее,
выйду, встроюсь в эпизод,
прогуляюсь по аллее,
я ведь тоже пешеход. Есть погода, есть надежда,
есть фонарик на крыле,
лишь осенняя одежда
тянет тяжестью к земле.
* * *
Это я.
А это дворник.
Он наводит чистоту.
Это слесарь.
Крепит гайку к шестигранному болту.
Это дом.
На нем антенна
тянет к небу провода.
Это туча.
Значит скоро рухнет рыхлая вода.
Это путь.
Машина едет и включает поворот.
Это дом.
Внутри лениво копоширствует народ.
Ветер, пакостник вихрастый, дует в узкую дуду.
Дни идут.
Стареют стены.
Едет транспорт.
Я иду.
Это пес.
Закинул лапу, чтобы ухо почесать.
Это я.
А это дворник.
Больше не о чем писать.
|
|
