  | 
									
									
									
									
 ГОЛОСА №1, 2002 
Владимир Кучерявкин 
Из цикла “БОРЕЙСКИЙ СИНДРОМ” 
 
 
. 
 
Полузакрытые сентябрьские глаза. 
Картошку откопав, мы медленно уходим в землю: 
Торчат повсюду руки, бьются тени — мелькнет и гаснет под ногами, 
Лишь женский силуэт один дрожит в прозрачном воздухе и тесном. 
 
А всю неделю шли дожди. Теперь вот скачет 
Козленок алый по небу, но так далеко. 
Но тут у нас холодный свет и синий, 
Да зайцы рыжие в лесу, да лают где-то птицы. 
 
 
. 
 
Где-то крыши запорхали, 
Где-то дом несется мимо 
И с размаху на колени 
Припадет и зарыдает. 
Синева легла на лица 
Перепутанных прохожих. 
Только девочки смеются, 
Отлетая в мерседесе. 
Пыль в очах, и под колеса 
Пыль на стенах и деревьях, 
И холодный раскружился 
В октябре бесшумный ветер. 
И растрепанные домы 
Убегают в перспективу 
И свободно и бездумно 
В воду падают, как птицы. 
 
 
. 
 
Как тряпка мокрая, в шкафу зерцало виснет. 
Рукой прозрачной провела по стенам 
Машина, возвращаясь, видно, 
С ночной попойки — 
 
И закачались, зыбкие — как будто в корабле 
Плывем, а не летим в планете. 
Змеятся рыбы между звезд, галдят 
И трогают лицо руками. 
 
Какой тут сон! Крылатый мальчик 
Один лишь спит, прикрыв две чудных ночи — 
Два глаза, полных звезд и ветра. 
Дыхание скитается по стенам. 
 
 
В ночном поезде увожу сына на Урал, в чужую семью 
 
Мальчик руку положил 
На затылок мне. Смеется. 
Пролетают города. 
Далеко горит звезда. 
 
Поезд вьется сквозь туман, 
По снегам к востоку мчится. 
Весь вагон во сне храпит. 
Проводник один не спит. 
 
Вон фонарь легко поплыл 
От окна, вращая глазом. 
Провода кругом висят. 
Далеко наш Ленинград. 
 
Где-то бегают за водкой, 
Заедают бутербродом. 
Окна темны. Ночь тиха. 
Нет, не слышно петуха. 
 
На колени встану. Вьюга 
Бьет крылом по мерзлым окнам. 
Тени бегают с мешком 
Вдоль перрона прямиком. 
 
Словно Дант в снегах России. 
Ты ль, Вергилий, пальцем тычешь 
Мне в окно? Туман, туман. 
В нем повис подъемный кран. 
 
Крик. Опять вагон трясется. 
Тени гибнут. Фонарями 
Разукрашено окно. 
Вспышка. Крик. Опять темно. 
 
Так и едем. Храп на полках 
Запредельный, как за Стиксом. 
Только мальчик мой живой 
мне кивает головой. 
 
 
. 
 
Совсем во мраке потерявшись, 
На лестнице рябой и полной мыла, 
Где двери брякают, как пьяный дворник, 
И пляшут по углам нагие сквозняки, 
 
Я жду тебя. Стучат копыта. 
Мелькнуло злое за углом чужое платье. 
И вот летим. Направо. Вверх. Над крышей. 
И снова падаем, звеня стаканом. 
 
 
В постели слушаю радио 
 
Дожди в Испании, дожди в Париже, 
И нервно бегают по улицам вороны. 
Француз лопочет, бьет крылом испанец, 
Европа, что поделаешь, Европа. 
 
А здесь в постели Петербургской тихо. 
Далеко дремлет лампа на столе, пылятся книги, 
И рукопись ворчит, скрежещет буквой, 
Как будто не моей рукой возникла.  
 
Поет, вздыхая, темный итальянец 
В приемнике, от гордости раздутом. 
Но вот Москва далекая вплотную 
Придвинула лицо и громко дышит. 
 
 
									
									 | 
									  |