 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№1, 2002
Инна Лиснянская
ВДАЛИ ОТ МОРЯ
ЗАКАТ
Ягода вышла — осталась у кустика
Скука кювета.
Музыка вышла — осталась акустика
В сердце поэта.
Ах, не горюй, мой товарищ единственный,
Жизнь торовата —
Красною ягодой в зелени лиственной —
Солнце заката.
Луч уходящий, что ягода дикая,
Радостью пышет, —
Это закат, в сердце медленно тикая,
Музыку пишет.
. . .
Каких ты ждешь
Вестей или подарков?
Прошел и дождь,
По-старчески прошаркав...
И жизнь прошла
Вполголоса, вполслуха...
Метраж угла,
Да времени краюха...
ЗИМА
Дыша недвижными ветрами,
От ворожбы своей нема,
Стоит стоймя в оконной раме
Мучнисто-меловая тьма, —
Ни звездной синьки на мольберте,
Ни утреннего багреца.
У этой дуры, как у смерти,
Провалены черты лица.
Ей ни к чему ни злость, ни жалость,
Ни отворотное питье,
Так отчего дыханье сжалось
Не за себя, а за нее?
Да неужели так же точно
В той стародавней стороне
Белей известки потолочной
Стояла я в твоем окне?
ПОСЛАНИЕ ФАЙЛУ
Ах, дорогой мой Файл, рыжий мой новозеландец,
У вас не погода, а вечнозеленый глянец,
Рванул не за тем ли ты в теплую зону мира,
Чтобы забыть, как в России зимою сиро?
Бывший наш Федя, мне нравится твой характер,
Легкий, как ветер. А у меня — что кратер, —
Выбросит лаву и сделает пеплом критерий:
Не горевать и не считать потери.
Еще я живая. Лишь мертвые страха не имут.
От страха я все наши беды пытаюсь свалить на климат.
Как же наладить нормальную жизнь в отчизне,
Если полжизни тьма и зима полжизни?
А для убийств и краж чем не погодка?
Так говорю, поскольку я патриотка.
Так и пишу из холодной в теплую зону мира,
Где ты не виршами занят, а варкой сыра.
ГОЛОЛЕДИЦА
Хранитель певчих сил и памятных примет,
Носитель легких крыл и стоптанных штиблет,
Ты так меня забыл, как будто меня нет
Среди живых и мертвых.
Но это не упрек, а оторопь на льду,
Где, не жалея ног, как время я иду,
В котором и самой себя я не найду
Среди живых и мертвых.
. . .
В этом новом столетье зима, что тюрьма, —
Ни заначки зерна — лишь снегов закрома, —
Мышиная жалость.
Где веселья зерно? задержалась зима,
Да и я на земле задержалась весьма,
Весьма задержалась.
И в зиме задержалась, а реки бегут...
И в уме задержалась, а птицы поют, —
Кто звонко, кто хрипло...
Наконец, отмотала я зиму, и тут
К заоконью на несколько майский минут,
Очнувшись, прилипла.
В емких лужах промеж огородных ухаб
Неподвижно соитье фисташковых жаб —
Лишь ходят под горлом
Голубые жабо... — Я подробностей раб, —
Веет беличьей былью от елочных лап,
От рифм — протоколом.
Мне б — свободный стишок! Но как будто бы мхом
Обросла я, как пень, регулярным стихом.
А вот для японцев
Хор лягушек милей соловьев над ручьем —
Но об этом я вскользь... Просто третьим лучом
Пасхальное солнце
Разморозило мысли — и мысли летят
Мимо милых японцам квакушьих рулад
К родным виртуозам.
Я в зиме задержалась, но в майском бору
Под псалом соловьиный блаженно умру
В обнимку с морозом.
. . .
В лесу, где не бытует эхо,
Где лето — как в зиме прореха —
Мой утлый дом.
Собака лает, ветер дует,
Мотыль порхает, хмель колдует, —
Всяк при своем.
И в это лето гость случайный
Не станет ни лучом, ни тайной
В моей судьбе.
Ель цепенеет, реет птица,
Пространство млеет, время мчится, —
Всяк по себе.
И если вдуматься подробно, —
Ничто друг другу не подобно:
Часы — ходьбе,
Стрельба — грозе, прореха — лунке,
Слеза — росе, ресница — струнке,
А я — тебе.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Раз в году, но навещай мою могилку, —
Два пиона вставь в литровую бутылку —
(У меня от них не будет аллергии —
После жизни ощущения другие.) —
Может быть, душа под видом махаона
Будет лакомиться пряностью пиона.
Не забудь на камень бросить горсть пшеницы —
Может быть, моя душа под видом птицы
Поклюет зерно, попьет из лужи воду
И споет тебе молитвенную оду.
А в оградку вставь один иль два конверта,
Может быть, моя душа под видом ветра
Письмецо забросит в дом, раздвинув шторку:
Не забудь еще про веник и ведерко...
. . .
Утро сегодня встало не с той ноги —
Вот и стучит по коже отечных туч,
Вот и заладил дождь, от его нудьги
Вышел из строя птичий скрипичный ключ.
Птицы умолкли, не слышно даже ворон.
Но если вслушаться в однообразный звук,
Можно услышать времени перегон
В новое нечто, затеянное не вдруг.
Новое нечто растет из явлений двух —
Суши и неба. А над третьей средой,
Море морщиня, Божий витает Дух,
Как и витал над самой первой водой.
Тут-то и слышится времени перегон
В новый потоп на быстром нашем веку.
Глупая мысль приходит к тем, кто умен,
Что же приходит в голову дураку?
Ну для чего мне вообще какой-либо ум,
Если я вижу потопной воды круги?
Под дождевой, почти барабанный шум
Я безусловно встала не с той ноги.
. . .
Больше всего привлекает вода —
Это усвоила раз навсегда
Солоноватая память плода.
Всякий раз кажется, в море входя, —
Выйдешь на берег, как будто дитя
Из материнского лона, хотя
Знаешь отлично, что это прибой
Вытолкнет душу из голубой
Тьмы на песок, от ракушек рябой.
Если к тому же у моря рожден,
Водной утробой ты заворожен
С первых шагов до своих похорон.
Как же не плакать от моря вдали
В пыльный подол сухопутной земли?
Матерь, прапамять мою утоли!
ЛЮБОВЬ
Не в райском саду, а в хаосе
Нашлось для меня дупло.
В паучьем путаясь гарусе,
Смотрю сквозь дождя стекло
На лес и гнезда соседние,
На твой оседлый уклад,
Известия слышу последние,
Как тысячу лет назад.
Опять погибель предвещана,
Как тысяча лет тому,
Когда не птицей, а женщиной
Была я в твоем дому...
|
|
