| ГОЛОСА№3, 2017
 Михаил Калинин   * * *был голод на земле, сверх прежнего голода
 а Исаак играл со своей женой
 в укромном месте между бараками
 не зная, что Авимелех глядит на них из окна
 проводя языком по пересохшим губам
 пронзенный мгновенным, как молния, осознанием —
 
 что ни должность начальника лагеряни французский коньяк в личном сейфе
 ни все остальное
 полагающееся тому, кто отделен
 утвержденной приказом великой пропастью
 от ласкающих друг друга там, за проволокой, —
 
 они не приблизят его ни на миллиметр к тем двоимзаписавшим себя по прибытии на пропускном пункте
 братом и сестрой
 
 * * *
 Бог
 согласно Клайву Льюису
 слушает целую вечность
 секундную молитву пилота
 падающего в горящем истребителе
 снова и снова
 вслушиваясь в каждое слово
 
 а о чем успел помолитьсяили просто подумать
 гастарбайтер, вознесшийся к седьмому небу
 но не вверх, а вниз
 
 слетев с сотого этажа Москва-Ситив хмурый, буднично озабоченный
 утренний муравьиный поток?
 
 чем выше к небу, тем холодней и ветренейособенно здесь, где купола храмов с рабочего места —
 словно гнезда пасхальных яиц, снесенных
 северной птицей Рух
 
 разбросанных тут и тамна безотрадно-сером одеяле столичной гугл мэп
 на котором в середине апреля —
 ни одного пятна зелени
 
 как всегда, отстающемна несколько мучительно медленных
 невыносимых месяцев
 от давно зеленеющей родины
 
 ДО́МА
 
 вместо мусульманских четок, покачивающихся на поворотахнад головой водителя налеплены софринские иконки
 вместо сладкоголосых тюркских соловьев
 музыкальным фоном в маршрутке дискотека 80-х
 Сухов, ты вернулся домой
 здесь все и знакомое, и чужое, а что ты еще хотел
 но впереди еще достаточно времени, чтобы привыкнуть
 
 и только услышав негромкую скороговорку у себя за спиной по мобильникукоторую, единственный из пассажиров в салоне, ты понимаешь без перевода
 каждый раз думаешь —
 
 как там Верещагиндля которого все течет, как и прежде
 вернее, стоит на месте
 
 и только город за стенами еще не снесенного жилья, наследия минувшей эпохименяется до неузнаваемости
 вырубая последние напоминания о прошлом
 с каждым днем все больше напоминая новый Гонконг или Шанхай
 
 впрочем, все с тем же резким, гортаннымне отпускающим ни там ни здесь выговором
 
 РЕАЛИЗМ
 
 эльфы, гномы и хоббиты едят и пьютникогда не справляя ни малой ни большой нужды
 
 любитель плюшек и варенья с пропеллером за спинойникогда не писал и не какал —
 ни дома, ни в гостях
 
 я же ценю реализм тех историйчто слишком сказочны, чтоб быть правдой
 и слишком реалистичны, чтоб оказаться выдумкой —
 
 где царь заходит в пещеру, чтоб справить большую нужду 
 не зная, что ангел у него за спиной делает сэлфина фоне сидящего на корточках
 высунувшись из-за плеча второго персонажа
 отрезающего тихонько край полы от царской одежды
 
 * * *
 ночной парк —
 как рай после изгнания людей, засыпанный выпавшим снегом
 искрящимся на ветвях в пронзительно-ярком свете:
 такой же огромный и тихий
 безмолвный, безответно-спокойный, пустой
 
 ни захлебывающейся гимнографии детейна игровой площадке, подарке губернатора
 ни бессвязно-надрывной лирики плачевных псалмов
 на скамьях поодаль
 где мерзлые чугуные урны доверху полны
 присыпанными белой крупой пивными жестянками
 
 лишь кто-то из ангелов там, в глубине меж деревьямикуда не доходит свет фонарей
 озорничает, устраивая в морозной мгле фейерверк
 вбив в сугроб китайскую пиротехнику
 
   |