  | 
									
									
									
									
 ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ №1, 2006 
Владимир Иванов 
НА СТИКСЕ ЛЕД  
 ПОРОЖНЯК
  
 Морозы, морозы везут паровозы, Платформами гонят, я был очевидцем. Я сам это видел, как, вместо березы, Платформы с морозами гонят в столицу.
  
Их свалят, наверно, к стенам мавзолейным, А после, конечно, растащат по дачам, Пока же их тащат ширококолейной... Из мест, где Сусанин поляков дурачил,  
Где волчии тропы длиннее Европы, Где топятся печи в жилье человечьем, А в низенькой будке... где Комлева Людка Тягает шлагбаум, поет Розенбаум...  
Здесь твердое топливо ценится очень, Здесь бычьи сердца старики разгружают В мороженом виде, живою цепочкой, Когда оптовик из Москвы заезжает.  
Я поднял одно из случайно упавших, Слоняясь без дела у местной столовки, Одно из, должно быть, недавно страдавших По некой какой-нибудь пегой коровке.  
Оно умещалось едва на ладони, Оно было красным и заиндевелым. Я что-то такое, наверное, понял, У местной столовки слоняясь без дела.  
Я кинул его подбежавшим собакам И тут же забыл о чудесной находке, И встретясь в лесу с заведенным поляком, Мы выпили им же предложенной водки.  
Все время сбиваясь на старославянский, Которым владел он не лучше, чем польским, Поляк мне поведал, что чин атаманский Имел он в прославленном шляхетском войске.  
Имел он коня и дареную шашку И смел без доклада входить к воеводе,  Судьба же нарваться была на Ивашку Проклятого... в этом последнем походе.  
Он вспомнил соратников всех поименно. Мы тост поминальный заели рябиной... Поляк на поверку был умалишенным Лесничим, с войны не дождавшимся сына.  
   
   
ПРО МЕНЯ И ПРО КОНЯ                                               С.Чупринину  
Теория окон, наверно, верна, Но я для себя не желаю окна,  В котором светить мне бессменно Лицом своим обыкновенным.  
И в тесный денник моего скакуна Поставить не дам, чтобы он из окна Светил погрустневшею мордой - Он гордый, и я тоже гордый.  
Пускай он не бел и пока не крылат, А я не Христос и не Понтий Пилат В плаще, как известно, с подбоем И с Марком своим Крысобоем.  
Да вовсе и нет никакого коня, А конь мой считает, что нету меня, Но видели нас очевидцы Вдвоем... в направленье границы.  
Иные подумали, что облака Похожи на лошадь и на седока. Другие решили, что это Конец начинается света.  
Я был в это время в гостях у одной... А конь зарабатывал пищу спиной, Катая детишек по кругу И пьяную чью-то супругу.  
   
   
КОМА  
 Жизнь кончилась, а смерть не началась, Такой, старик, досадный пересменок, Не слезы, а солененькая мразь Сочится из чужих нетрезвых зенок.
  
На Стиксе лед, до сотни рыбаков, Слетевшись с разных мест на перволедок, Таскают пресноводных окуньков И жирных атлантических селедок.  
Тоскует обездвиженный паром, Паромщик, бедолага, весь в мазуте, Позавтракав вчерашним осетром, В моторном отделенье гайки крутит.  
Он одинок, как может только он Быть одинок... ему б хотя б стажера, Штурвал бы передал, а сам на пенсион, На остров Крит, где фауна и флора.  
Где звери и цветы, и облака Порожняком, без всяких херувимов, Кемарят в ожиданье ветерка, Где смерти вовсе нет, а жизнь проходит мимо.  
В журнале "Отдых и туризм" за прошлый год Он вычитал статью об этом Крите, С тех пор не спит и ночи напролет Он ждет... и пьет в отсутствие событий.  
Он пьет и ждет, а смену всё не шлют, Давным-давно иссякли волонтеры. В России Новый год, транслируют салют, Поет, прошу прощения, Киркоров...  
На Стиксе лед, на Волге, на Оке, Застыла кровь у Питера в аорте, В России Рождество, транслируют хоккей. А он все ждет, не разбираясь в спорте.  
В России Рождество, рождаемость растет, А смертность катится все ниже, ниже... Жизнь кончилась, а смерть... никак не настает, Все думали "умрет", а я, к несчастью, выжил.  
   
   
ГЕНЫ  
 Оставив клок у времени в капкане, Я вырвался, я превозмог спираль... Прапрадед мой - потомственный крестьянин Стоит и смотрит вдаль.
  
Воткнув в сугроб широкую лопату, Сощурившись, он курит самосад, И дым в весеннем небе сероватом Плывет куда-то, наугад.  
Вот дед мой - плотник ладит дебаркадер, Все спорится, легка его рука. Вот дед второй, представленный к награде, Пьет самогон из котелка.  
Ему лет двадцать - двадцать с половиной, Вдали руины, может, Сталинград? Теплом карманным превращенный в глину Трофейный шоколад.  
А вон костер на берегу, и кто-то Рвет жадно медвежатину с ножа, Удачною была его охота -  Кровь на траве свежа.  
   
   
В ДЕРЕВНЕ  
 Похоронa -                        всего и развлечений В забытых богом деревнях. С курьером для особых поручений Прислали смерть на днях.
  
 На этот раз Скворцовой бабе Кате Посылку приволок гонец. Она ему: "Входи, входи, касатик, Моих отведай щец..."
  
Свидетелем тому был отрок Петя, Катавший у гумна снеговиков, И дух жилища несший мимо ветер Для корешей волков.  
Но Петя, если честно, не заметил У бабкиного дома ни души, А ветер в черной посидел карете, Курьерским гривы растрепал                                     и к лесу заспешил.
  
 
 
									
									 | 
									  |