 |
ГОЛОСА
№1, 2004
Григорий Кружков
ПУТЕШЕСТВИЕ
Человек, по сути дела,
Как бы падающий с крыши,
Но по внешности наружной
Вид имея пассажира,
Из дверей вокзала вышел:
Сыро, холодно, безлюдно.
Значит, это так и нужно.
Он в гостиницу идет,
Выпивает виски в баре
И, поднявшись в номер десять,
Как умерший египтянин,
Достает из саквояжа
И раскладывает вещи
Для потусторонней жизни
(Не забыто ли чего).
Бритва, зеркальце, рубашка.
Нежный голос в телефоне:
Не желаете развлечься?
Он развлечься не желает.
Он ложится в саркофаг,
Задвигает глухо крышку,
Сверху камень налагает
И — без воскрешенья — спит.
. . .
Мухи одиночества жужжат.
Так жужжат, что стекла дребезжат.
Медленно переползают пo´ столу,
Словно рану старую гноят.
Сгонишь их отсюда — как апостолы,
На другой конец перелетят.
Далеко ты, синь генисаретская,
Праздник хлеба, неба и волны!
Никакими крохами не брезгуя,
По пустыне странствуете вы.
Крылья пыльно-серые, как рубище,
Слитный надрывающийся гул...
Эту землю мусорную любящий,
Кто ваш бог — Исус иль Вельзевул?
Так проклятье в вас или пророчество,
Наказанье или благодать?..
Вьются, вьются мухи одиночества,
Не дают себя пересчитать.
ГЛЯДЯ НА «ЧЕРНУЮ МЕТКУ»
Глядя на «черную метку»
В дрогнувшей слабо руке,
Вспомню Казанцеву Светку
В белом пуховом платке.
Лестницы черной ступени,
Чьи-то шаги наверху,
И за решетками — тени,
Тени на белом снегу.
Жар этот сбившийся, козий,
Рыжий на лбу завиток,
И на сибирском морозе
Брызнувших слез кипяток.
Сердца безумные вольты —
Их не остудит сугроб,
И на горчичниках желтых
Страстные письма взахлеб…
Светлые эти страницы,
Кадры немого кино —
Вам, отпылав, превратиться
В черный квадратик дано,
В черный, сгоревший квадратик,
Память вместивший огня, —
Так, как один Математик
Выдумал с первого дня.
|
|
