 |
ГОЛОСА
№1, 2004
Вадим Перельмутер
ET CETERA
Монотонно-ритмичны и не раздражают взгляда
То ли в облачных перьях, то ли в пенных клочьях тумана
То ли Альпы, то ли Кавказ, то ли Сьерра Невада, —
В общем, все смешалось ближе к концу романа.
Возле дома теперешнего невнятно рябит ручей,
Словно струит строку, не давая толком прочесть.
Забывается все, кроме самых пустячных вещей,
Например, как впервые не смог заснуть лет в шесть,
Как пропитанная легким потрескиванием паркета
Невесомая тишина совсем не была страшна,
И рассеянный луч то ли звездного, то ли фонарного света,
Падая наискось, искажал крестовину окна...
Никогда не знаешь — что затаилось за дверью,
Потому подчас и мерещится, что именно там
Воздается каждому не по вере, но по неверью,
По недоверью к чьим бы то ни было опытам и словам.
Так невольник собственных ловкости и глазомера,
Колыханьем плаща и зигзагом шпаги влеком,
Не успевает задуматься неотразимый тореро,
Что, возможно, когда-то был — или будет — быком...
Воображенью намного лучше дается retro,
Чем воспоминанья о будущем, от которых зудит висок.
Пальма ваяет из воздуха изображенье ветра.
На утреннем солнце прибрежный дымится песок.
Температура чувств измеряется остротою разрыва.
Хотя полагать, что измеренья верны, —
Это вроде как думать, будто станет летучей рыба,
Которую чайка выхватывает из волны.
Большинство ответов не сходится с концами вопросов,
И в нашей власти только сближение тел,
Остальное — дело природы, как сказал английский философ.
И не пояснил — что сказать хотел.
ФЛАМЕНКО
На серебряных цезурах...
Шенгели
Три-четыре бесценных
архитектурных ансамбля
непоспешно ветшают невдалеке,
и серебристо-серая цапля
на желто-зеленой
обмелевшей реке
замирает в профиль,
помогая фотографу-простаку,
возле моста,
сработанного руками Рима,
и взлетает по неуслышанному щелчку,
как после выстрела мимо.
Пересохшее мельничное колесо
и настырной гитары гравюрные звуки
обрамляют несложную мысль, что не всё
на своя возвращается круги,
что занимавшее воображенье с утра
нетерпение чувств
и желание славы
и прочая малость,
как выясняется к вечеру, было уже вчера,
там и осталось.
Так что лучше, пожалуй,
вникать в исторический след
тех, кто жили да были да сплыли,
и запутывать замысловатый сюжет
в сюрромантическом стиле,
и следить, как узор мавританских письмен
расплывается в мареве мутно-стеклянном
на извилистой улице,
где когда-то Кармен
разминулась на пару веков с Дон Хуаном…
СИЛУЭТ
Ворон ворону глаз протирает
увидеть на границе веков
пелену светотемени
где у времени
время от времени
возникает азарт и соблазн
чужими руками раскладывать
исторические пасьянсы
географических карт
которые всякий раз на самую малость
не сходятся
то ли погода не та
то ли в часах пружина сломалась
и соль упущенных возможностей
выпадает в осадки
умеренные до сильных
отображенные в марках и маршах
изверженья
пожары
потопы
прекрасные в стиле плутархов
и плиниев-старших
а также
если глядеть свысока
где воздух и место
для одного
силуэта фламинго
на игле Эвереста...
ПТИЧЬЕ РЕМЕСЛО
Наважденьем лучей предзакатных
Застигаем врасплох и вразброс,
Лес в багровых и желтых пятнах
Оглушительно безголос,
То ли дремлющий, то ли дремучий,
Словно ветер стянул с ветвей
Паутину тонких созвучий,
Что когда-то была моей,
А теперь пролетает мимо
И не принадлежит никому,
Острым росчерком белого дыма
Растворяясь в сером дыму,
Проскользив серебристой тенью,
Где для сущего от и до
Неизбежно преображенье,
Да неясно — в кого и во что,
И хотя не знаю примера,
Не привидевшегося во сне,
Все же тлеет и тлеет вера,
Что, быть может, удастся мне
Перед тем, как сменить обличье,
Уловить — куда занесло
Это страстное, это птичье,
Это праздное ремесло...
|
|
