 |
ГОЛОСА
№3, 2000
Вадим Фадин
• • •
Печальны тромбоны, не взявшие нужного тона,
грустны тромбонисты, в руках — канцелярские скрепки,
безудержны стекла пустого от старости дома,
чей скромный чертеж — на странице забытого тома,
и все это — повод к распитию горьких и крепких. Но что-то живет в оставляемых нами жилищах:
в иных — не нашедший достойного выхода ветер
и крест на полу, нарисованный полной лунищей,
в других же — случайно опавшие в комнатах нищих
тяжелые мысли о том, что творится на свете, и ситцевый шелест, и время, прошедшее мимо,
былое присутствие (к слову, имеющий уши
легко постигает нескромный подтекст пантомимы)
любимых. Постройки снесут, и, живущее мнимо,
пройдет — то, к чему по привычке лежат наши души. • • • Подлодка с прозорливою трубою
к стукачеству готова и к разбою —
не устают очки у капитана
высматривать сырое поле битвы.
О желтой лодке распевают «Битлы» —
включает свой магнитофон путана
и босиком идет по кромке бритвы. Подлодка с незажженной папиросой
баюкает болезненных матросов;
не просыхает горло командира
неаппетитно желтой субмарины
(коньяк легко идет под мандарины),
а девушек прельщает честь мундира —
они на пирс приходят на смотрины. Стрелки2 устали ждать прямой наводки,
но верхнее чутье подводной лодки
уводит моряков от дна и порта.
Приказом капитан повышен в ранге
(под водочку с утра идут трепанги),
ну а разбой объявлен видом спорта,
и у руля — спортсмен, худой, как ангел. • • • Ни раб, ни червь не превзойдут вершин.
Мы — не рабы, но что мы совершим
такого, что б превознесли потомки?
Летят года, и быть собой пора б,
коль дан гудок и даже убран трап,
и механизм езды готов к поломке,
но червь грызет: а вдруг я тоже раб? Никто не червь. Но неизвестный вид
учеными, быть может, не открыт,
а был бы — и мои б сошлись приметы?
И точит червь, и ход в потемках стар,
спасает дело лишь сомненья дар,
да вот ковчег отходит к краю света;
в нем червь с рабом — одна из нужных пар.
|
|
